«Главная новелла — введение охранного ордера» — NEWS.ru — 09.12.21

Политика «Главная новелла — введение охранного ордера» Член СПЧ Екатерина Винокурова рассказала про законопроект о семейно-бытовом насилии, представленный Владимиру Путину NEWS.ru

Проект закона о семейно-бытовом насилии давно стал одной из самых острых тем общественной полемики. Существует несколько версий документа, одну из которых разработала комиссия под руководством спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко, на другой настаивает правозащитница и феминистка Алёна Попова. Противники закона считают, что он разрушит семьи, введёт ювенальную юстицию, позволит государству вмешиваться в дела семей, а новые правила будут использоваться как репрессивные там, где это выгодно властям. Сторонники изменений, в частности Попова, называют документ Матвиенко «кастрированным» и возмущаются «мягкой» редакцией законопроекта. На встрече Владимира Путина с членами Совета по правам человека о новом законопроекте рассказала член Совета Екатерина Винокурова. В интервью NEWS.ru она сообщила, в чём суть документа, представленного главе государства.

— В чём необходимость принятия этого закона и в чём отличие от других вариантов? У каждой стороны-разработчика своё обоснование именно его версии. Какие принципиальные новеллы содержит документ?

— Дискуссия по поводу необходимости принятия ведётся не первый год. По сути, одна из главных новелл, которые несёт этот законопроект, — это введение так называемых судебных предписаний, наличие возможностей для немедленного «разведения» сторон, которые находятся в стадии острого конфликта, когда есть угроза жизни одной из сторон. При этом речь идёт не только о ситуации, когда муж убивает жену. Во многие профильные фонды идёт шквал обращений от пожилых людей, которых избивают их собственные дети. Также лично для меня самыми страшными ситуациями являются те случаи, когда родители втягивают детей в наркоторговлю, детскую проституцию и т. д.

Я как журналист хорошо знакома с такой ситуацией, как угрозы и преследования, когда люди вообще не состоят друг с другом в семейных отношениях, но это происходит. Одна из моих последних командировок от RT — в Рязань, когда бывший отчим убил 15-летнего мальчика Рому. Перед этим отчим в течение года более 30 раз угрожал его матери. И он исполнил свою угрозу. Ну а у сотрудников полиции сейчас нет законодательной возможности оперативного реагирования. Что такое судебное предписание? Это запрет на контакт, на приближение. Эта система — одна из главных новелл.

— Сейчас очень много очень разных определений обсуждают в Интернете, в группах, в комментариях, что же такое «семейно-бытовое насилие». В представлении большинства из них это борьба женщин против мужчин плюс ювенальная юстиция, вмешательство государства в семью. О чём идет речь на самом деле?

— Я считаю, что такое понимание сути закона является вульгарным. Новый закон не вводит никаких дополнительных полномочий для органов опеки по несовершеннолетним. Жертвой насилия может стать мужчина, пожилые родители, женщина может осуществлять насилие против женщины, а мужчина — против мужчины. Мы принципиально заявляем — закон не о том, не только о том, что муж бьёт жену. У насилия не существует гендера, возраста, национальности и так далее.

— У закона Валентины Матвиенко уже довольно плохой «имидж». К примеру, правозащитник и автор альтернативной версии Алёна Попова назвала его «кастрированным», мол, он не учитывает многого из реальной жизни.

— Я ознакомилась со всеми вариантами и могу сказать, что тот вариант законопроекта, который подготовила рабочая группа под руководством Матвиенко — наиболее проработанный, это один из самых проработанных документов, которые я видела за свою журналистскую работу в качестве парламентского корреспондента. Действительно, существует несколько версий законопроекта — от максимально «феминистской» до максимально консервативной. А истина всегда где-то посередине. Более того, мы говорим о том, что, давайте, примем сейчас нечто рамочное, после чего мы будем изучать правоприменение, будем что-то поправлять. Именно таким путём и надо идти, ведь принять закон необходимо, хуже не принимать ничего. Кроме того, принятие рамочного документа позволит снизить градус дискуссии. Которая носит часто довольно вульгарный характер.

Одни кричат, что это закон про ювенальную юстицию, другие — что этот закон за женщин против мужчин. На выходе дискуссия крайне непрофессиональная. В ранее опубликованных версиях, например, не было конкретизировано, что такое экономическое насилие и это очень сложно описать законодательно. У жены с мужем может быть одна банковская карта на двоих, и один из супругов любит совершать компульсивные покупки. Осуществляет ли он экономическое насилие? Непонятно. Это такой абсурдный пример.

В ранее опубликованных вариантах был очень плохо прописан механизм реализации судебных предписаний, не было понятно, а куда мы, собственно, направим человека, который пострадал от насилия. Самый первый вопрос, который мне поступает по поводу жертв насилия — это куда этого человека девать. И это предстоит проработать. И, самое главное, у нас сейчас есть шанс на перезапуск общественной дискуссии. Но уже в конструктивном ключе.

— Как простыми словами ответить противникам закона, что это не вред, а польза, помощь, спасение? В информационном пространстве не хватает простого, чёткого разъяснения.

— Очень просто. Если законопроект увеличивает нашу с вами степень безопасности, это уже хорошо. Та несчастная женщина из Рязани, у которой бывший муж убил сына, — абсолютно простая женщина. Она не феминистка, не активистка, не выступает за ювенальную юстицию. Если отойти от этого случая, то законопроект с охранным ордером прежде всего даст возможность спасать семьи, если такой «здоровый» шанс есть. Так что всем противникам закона, которые говорят о том, что этот закон рушит семейные ценности, мы говорим — он, наоборот, за семейные ценности.

— Я смогу воспользоваться законом, если меня, допустим, преследует человек, но в семейных отношениях, да в любых отношениях, мы не состоим?

— Да. Если вы получаете сообщения, что преследователь «знает ваш адрес» и эти сообщения поступают постоянно, то вы должны иметь право защититься.

— Как? Что я смогу предпринять?

— Вы идёте в полицию, показываете доказательства, на основании которых вы просите полицию запретить приближаться к вам, осуществлять с вами любой контакт. Через соцсети в том числе. Под угрозой уголовной или административной ответственности. И сотрудник полиции выдаёт такое предписание.

— В чём вы видите главную проблему с этим законопроектом, где будет основная проблема?

— Необходимо снять накал дискуссии. И это проблема и феминистского «крыла» обсуждения этого закона, и, скажем так, консервативного. Но на базе Совета Федерации будет ещё немало дискуссий, к участию в которых приглашаются все стороны. Необходимо прекратить радикализировать дискуссию для начала. Истина будет где-то посередине, и радикальным сторонникам и противникам этого закона нужно будет смириться с этим.

И ещё очень важная проблема. В этой теме мы не можем оперировать полноценной статистикой. Считается, что эта статистика — это декриминализованная статья «побои», на самом деле это должны быть цифры заявлений, в том числе отказных, по преследованиям, побоям, совокупность звонков на различные горячие линии, причём не только государственные, но и различных фондов. Такой статистики пока нет. В результате у нас появляются какие-то данные, которыми одна из сторон очень удобно манипулирует. Я сама обращалась с заявлениями об угрозах в полицию два раза. И по обоим случаям были вынесены отказы.

— Как отреагировал Владимир Путин на необходимость обсуждения этой темы и принятия закона?

— Я очень рада, что внимание президента обращено к этой теме, его она интересует, это позволит начать дискуссию конструктивно и спокойно.