Трансплантация костного мозга избавляет не только от лейкоза

Почти год прошел с открытия новых корпусов НИИ детской онкологии Национального медицинского исследовательского центра имени Блохина. В НИИ отделение трансплантации костного мозга у детей со злокачественными новообразованиями. Это одно из самых проблемных, а в последнее время, можно сказать, и «прорывных» направлений онкологической помощи детям. Когда мы говорили с онкологами об этой технологии лет десять назад, результаты были иными: многие из детей, попавших в такую онкологическую беду, были обречены. А сейчас? Есть ли у них шанс? Об этом беседуем с заместителем директора НИИ Кириллом Киргизовым.

Кирилл, можно ли уже говорить о том, что открытие новых корпусов улучшает результаты и доступность помощи?

Кирилл Киргизов: Открытие новых корпусов — событие не локальное. Оно означает, что в России заработали дополнительные трансплантационные детские онкологические койки, которых, по мнению профессионального сообщества, все еще не хватает. Например, трансплантация костного мозга. Сейчас в России каждый год выполняется около 670 таких трансплантаций детям. А нужно около тысячи. То есть надо добрать 300-400. Открытие корпусов позволит проводить 100 трансплантаций в год дополнительно.

Дело только в пресловутых койках? Общаюсь с представителями регионов России, и они в один голос говорят о недостатке специалистов, лекарств.

Кирилл Киргизов: И они, и вы правы. Дело не только в недостатке коек, пусть и таких важных, трансплантационных. Это же комплексная проблема. Необходимо решать вопросы диагностики, доступности препаратов. К сожалению, в пандемию мы сталкиваемся с недостатком препаратов. Удается благодаря помощи правительства России решать вопросы. Важно же не просто выполнить трансплантацию, а подвести к ней пациента в ремиссии. Именно тогда пересадка будет успешной. Для такой подготовки необходимы специальные отделения, где проводится химио- и иммунотерапия, другие виды лечения.

Данная практика рутинна и принята в мире. Замечательно, что мы соответствуем стандартам. Но есть ли что-то сверх стандартов? В зарубежных публикациях все чаще речь о так называемых точечных препаратах, новых методах…

Кирилл Киргизов: Такие методы есть и в нашей стране, в частности в нашем НИИ. Например, терапия лейкозов. Сегодня, как и в некоторых других центрах страны и за рубежом, мы проводим химио- и иммунотерапию. При иммунотерапии используются препараты, которые точечно воздействуют на опухоль на молекулярном уровне. Что это означает на примере лейкоза? Раньше, если у маленького пациента была невидимая в микроскоп опухоль, мы не могли провести трансплантацию. Или заведомо знали, что она не будет успешной. Когда так называемая минимальная остаточная болезнь даже немного положительна, то успех такой трансплантации считался сомнительным. Это означало, что донорские клетки костного мозга будут отвергнуты на фоне рецидива болезни.

Сегодня иной, комплексный подход. Он в том, что сначала при наличии даже микроскопического числа злокачественных клеток проводится иммунотерапия, а затем начинается трансплантация. При солидных опухолях перед трансплантацией проводим не только химио- и иммунотерапию. Подключаются инновационная хирургия, иногда лучевая терапия. Нам же нужно максимально сократить объем опухоли. И как только мы добиваемся ремиссии, нужно ее консолидировать с помощью трансплантации. Причем помимо таких частых заболеваний, как нейробластома, у нас в НИИ трансплантируются пациенты с саркомой Юинга и даже с редкими заболеваниями, например как ретинобластома.

С лейкозами, можно сказать, понятно: пациенту заменяется больной костный мозг. Но зачем нужна трансплантация, если опухоль не в костном мозге?

Кирилл Киргизов: Чаще всего, когда мы говорим про солидные опухоли, мы подразумеваем так называемую аутотрансплантацию. То есть пациент является донором сам для себя. Эффект в таком случае происходит не из-за замены костного мозга, а из-за самой высокодозной химиотерапии. В таком случае собственные стволовые клетки нужны, чтобы быстрее восстановиться после процедуры. Абсолютно доказано: у солидных опухолей помимо очага, который можно удалить, есть и так называемые микрометастазы, и чтобы на них подействовать, нужна высокодозная терапия. Сами препараты очень специфические. Они не подействуют на большой объем опухоли, а лишь на микроклетки. Но подействуют эффективно.

Для таких пациентов только аутотрансплантация?

Кирилл Киргизов: Отнюдь! Появились новые возможности. Сегодня для рецидивирующих форм солидных опухолей можно выполнить и аллогенную трансплантацию, то есть от донора, отличного от самого пациента. Тут надеемся на донорские иммунокомпетентные клетки. Фактически мы меняем собственную иммунную систему для того, чтобы она атаковала опухоль. Такой эффект называем "трансплантат против опухоли". Этот метод уже показал эффективность, когда прогноз был очень неблагоприятным.

У таких трансплантаций немало побочных эффектов. Как убедить родителей дать согласие на такое лечение?

Кирилл Киргизов: Да, многие боятся реакции "трансплантат против хозяина", одной из наиболее частых осложнений аллогенной трансплантации. Но в России, как и во всем мире, уже есть возможность так обработать эти клетки, чтобы такой реакции почти не возникало. В нашем центре мы применяем данную технологию.

Что это за технология? Насколько она доступна?

Кирилл Киргизов: Это особая процедура, во время которой донорские стволовые клетки пропускаются через специальные магниты. Эти магниты притягивают только определенные группы клетки, которые и будут атаковать организм, а не опухоль. Таким образом, мы сохраняем противоопухолевый эффект, а число осложнений снижаем. Но и это еще не все.

Мы можем поддерживать постоянную боевую готовность иммунной системы и после трансплантации. Например, клетками, называемыми "натуральными киллерами". Это уже рутина для лейкозов, но для солидных опухолей во многом технология новаторская.

Раз уж мы заговорили о клеточных технологиях. В России проведено много успешных введений CAR-клеток для детей с лейкозом. А есть ли такие клетки для детей с солидными опухолями? Например, с саркомами?

Кирилл Киргизов: Есть и такие работы. В Центре Блохина есть собственные модели, которые показали свою эффективность при саркоме на животных моделях. Эту технологию мы уже завершили в "доклинике". Надеемся скоро стартовать в клинике.

Это даст стопроцентную эффективность?

Кирилл Киргизов: К сожалению, такую цифру назвать не решусь. Многое зависит от конкретного заболевания, осложнения тоже бывают. Но, допустим, вместо 0% шанса на успех появляются 30-50%. И это уже отличный результат.

Трансплантационные технологии при солидных опухолях входят в программу государственных гарантий?

Кирилл Киргизов: Конечно! Центр Блохина — инициатор процессов по внесению новых вариантов терапии в программу высокотехнологичной медицинской помощи.

Сравним "было" и "стало". Трансплантация как метод стала безопасней?

Кирилл Киргизов: Современная трансплантационная клиника немыслима без слаженной работы всего центра. Для лечения пациентов со злокачественными солидными новообразованиями очень важно выполнение этапов своевременного лечения. Например, ребенку проводится операция с удалением половины таза и установкой 3D-эндопротеза. И уже через 2-3 недели этот пациент идет на трансплантацию. Это же чудо!

Важно не просто выполнить трансплантацию, а подвести к ней пациента в ремиссии. Именно тогда пересадка будет успешной

Еще совсем недавно невозможно было даже подумать про 3D-технологии, и уж тем более никто бы не предложил ребенка после такой операции переводить в отделение трансплантации костного мозга. Скорее всего его бы признали паллиативным пациентом. Сейчас можно сделать радикальную операцию. Затем консолидировать результат высокодозной химиотерапией и завершить терапию с высоким шансом на выздоровление. Это же главное, чтобы приложенные усилия приводили к выздоровлению.