Психолог рассказал, как повлияла пандемия на душевное состояние людей

Открывший стрельбу в МФЦ «Рязанский» подполковник Сергей Глазов, уже признавший свою вину, дал преступную и неадекватную реакцию всего лишь на требование «надеть маску». В Институте психологии РАН работает группа по противодействию психологическим последствиям пандемии. Сотрудник института, кандидат психологических наук Ольга Маховская рассказала "РГ", как меняется в пандемию наша картина мира.

— Это, конечно, особый случай, — комментирует она трагическое происшествие в МФЦ. — У бывшего военного-контрактника явный посттравматический стресс. Это эхо его личной войны — неустойчивая психика, повышенная возбудимость. И агрессия как защита. Требование надеть маску тут послужило только детонатором взрыва. Так разрядилось накопившееся внутреннее напряжение. Сколько таких "напряженных" людей сидят по своим квартирам, и детонатором для них может послужить любой и с виду безобидный конфликт. Когда по ТВ каждый день говорят, что мир столкнулся с тем, чего никогда не было, и звучит статистика смертности — люди пугаются. Будущее становится очень неопределенным, растет тревожность, начинаются депрессии, добавляются экономические страхи: потери работы, увольнений. Люди боятся потерять социальный статус. Мы чувствуем себя как бы искусственно состарившимися.

С какими вопросами вам звонили в пандемию?

Ольга Маховская: Удивительно, но никто не говорил "я боюсь заболеть" или "…умереть". Жаловались на какую-то чепуху: ребенок долго играет на компьютере, сына покусала собака, муж не помогает по хозяйству. Реакция на происходящее была наивной, как у детей. Или как у страусов. Пандемия вначале нас упростила и инфантилизировала. Первые эмоции включали даже эйфорию: это же бесплатные каникулы! Наконец-то займусь чем-то желанным! Казалось, что сидеть взаперти будет трудно только сангвиникам, и то они компенсируют это в соцсетях. Конечно, люди независимые смогли использовать новый режим как ресурс дополнительного времени. Но большинство обнаружило, что… они ничего не делают. Потому что нет привычного тюкающего социального контроля. Мне, интроверту и поклоннице домашней жизни, хватило трех недель, чтобы осознать, насколько я "контекстный" человек и как завишу от запроса социальной системы. И вот мы сидим дома, а пандемия подрезает наши социальные контакты. Невидимые нити социальных связей ослабевают, и ты, как марионетка, обвисаешь. А потом, судя по предварительным результатам нашего исследования, у многих обновилась сеть контактов. Появилось другое "близкое окружение" (часто оно виртуальное, но и это важно). В него попадали те, кто в трудную минуту протягивал руку, помогал, готов был выслушать.

Это были не привычные нам люди?

Ольга Маховская: Да. В пандемию какой-то ядерный страх заставил нас искать новые защиты. Мы осознали, наконец, насколько мы существа социальные. Я не нуждалась в особой помощи, но когда ко мне приехали молодые коллеги и это было искренне, у меня просто цветок внутри расцвел. В пандемию многие стали делать жесты, подтверждающие нашу связность — с миром и другими людьми. Наши исследования показали, что люди больше доверяли врачам из близкого окружения вне зависимости от их компетенции. Врач на экране ТВ мог быть суперпрофессионалом, но Марию Ивановну я знаю, поэтому поверю ей. В шокирующем опыте пандемии обострилась потребность в по-настоящему "своих людях". Очень страшно, когда ты глядишь в пропасть (тяжело заболел), а поддержки нет. Поэтому многие стали наращивать, укреплять, менять свои социальные и духовные связи.

62 процента среди отказавшихся от прививок, по опросу Института психологии РАН, проведенному летом 2021 года, утверждали, что им не советовали прививаться знакомые медики

По какому принципу?

Ольга Маховская: Главный критерий — резонанс. Человек описывает свое состояние, эмоции примерно так же, как и я. Мой глаз, ухо, все системы чувствительности говорят: я хочу идти именно за ним, я ему доверяю. А через каналы доверия у человека рождается новая идентичность.

Отдалившись от двух приятельниц ковид-диссиденток и сблизившись с двоюродными сестрами, я поменяла идентичность?

Ольга Маховская: Конечно. Очертили новую границу. Все-таки у человека есть оболочка, и кого-то он пускает к себе, а кого-то нет. В пандемию мы по другим критериям начали впускать к себе людей. И по-новому их "тестируя", не только расставались с кем-то, но и, сожалея о прошлых дурацких ссорах, кого-то возвращали.

Насколько устойчивы новые связи? Не исчезнут ли они вместе с пандемией?

Ольга Маховская: Думаю, что устойчивы, трудности у нас сплачивают, такова традиция. Количество понимающих тебя людей стало не менее важным моментом, например, чем твой доход. Поскольку в пандемию неформальные отношения часто оказывались важнее денег. Я бы сказала, что готовность протянуть руку — это наши "новые деньги". Потому что у тебя может быть куча обычных денег, а ты умрешь от ковида, как олигарх Бурлаков.

Но при всей растущей ценности доверия есть все-таки люди, которые не могут договориться в главном вопросе — жизни и смерти. У нас много ковид-диссидентов. Глазов тоже в какой-то мере ковид-диссидент…

Ольга Маховская: Отрицающих ковид намного меньше среди образованных людей. У людей же с плохим образованием почему-то есть непонятно откуда берущееся чувство своей компетентности. И чуть ли не какого-то тайного знания. В разговоре с малообразованным человеком ты часто пытаешься аргументировать и видишь, что это впустую. Для него важнее доминировать ультимативно: я сказал! А еще за отрицанием ковида может быть стремление капсулироваться: не трогайте меня! Опять же мощный инфантильный механизм психологической защиты. Когда какая-то проблема не решается, надо от нее спрятаться. Так ребенок, испугавшись, закрывает лицо или лезет при пожаре под кровать.

А нежелание вакцинироваться?

Ольга Маховская: Тоже своего рода защитный механизм. Ну и среди образованных людей опять же куда меньше противников вакцинации.

И среди привитых вначале было до 80 и более процентов образованных людей. Но как же досадно, когда люди сопротивляются помощи.

Ольга Маховская: Многие доверяют себе, а не врачам. Кто-то считает, что он вообще ни при чем. Надо вакцинироваться? А пускай остальные. Это поведение двоечников, троечников.

Нужна более жесткая публичная реакция на антиваксеров и проповедуемые ими теории заговоров?

Ольга Маховская: Мер мотивации и устрашения уже достаточно, а ты не вакцинируешься. Конечно, у тебя чувство вины. И тут хороша любая конспирология: виноваты китайцы, начальство, заграница… Это тоже черты инфантилизации, регресса. Ответы лежат не в рациональном слое, а в пралогическом, примитивном. Может быть, это просто страх стигматизации? Пока ты не включен в сообщество больных, ты чувствуешь, что тебе повезло. Или ты заговоренный.

Во время одной из пиковых волн эпидемии меня поразили слова непривившейся больной: я переоценила свои силы. Она была уверена, что справится с вирусом сама лично.

Ольга Маховская: Это самонадеянность. И связанный с инфантилизмом нарциссизм. Нарцисс же видит только себя. И даже при ковиде не изменяет этой привычке. Считает, все погибнут, а я справлюсь.

Все умрут, а я останусь?

Ольга Маховская: Да. А нарциссов сейчас немало, потому что мы погружены в медийную среду. И в соцсетях сидим в зеркальном окружении, демонстрируя свои способности что-то преодолевать, достигать. Немудрено, что нам кажется, что и болезнь мы можем преодолеть. Хотя в ней почти все зависит от компетенции профессионалов. Многие из них просто герои.